Русский бунт. Часть IV

Блог автора

 

Эпоха от принятия Русью христианства, а затем   вынужденного исхода части русского народа из ослабленного Киева на север в глухие леса, и до  создания уже там  новых удельных княжеств, на бунты небогата.

Заботы о выживании откладывали выяснение второстепенных проблем на «;потом». Да и сами летописцы во время исхода, а затем, уже рассевшись по отдельным уделам, не могли уследить за всем: общерусское пространство оказалось разбитым на куски, постоянно враждовавшие между собой.

Какие-то вспышки недовольства среди низов, конечно, происходили и в этот период, но в силу обстоятельств они не могли быть ни масштабными, ни долгосрочными, а память о них быстро вытеснялась более важными и трагическими событиями. 
Тем не менее,  именно в этот период (Новгород и Псков пока намеренно оставляем в стороне), на Руси создаются предпосылки, оказавшие прямое влияние на всю нашу дальнейшую историю.

Это касается и главного для нас вопроса: о свободе личности русского человека. Многое здесь может вызвать раздражение, однако, отлакированная история ответить на проблемы дня сегодняшнего не в состоянии. Так что придется оставить мифологию в стороне. Можно не сомневаться, ей найдут применение.
Именно в это время на фоне, как замечают историки, «;одичания князей» - вдалеке от европейских центров цивилизации -  закладываются основы многовекового рабства русского народа и  проникновения в русскую жизнь татарских обычаев и менталитета.

Татарское иго, сведенное в современной истории, как дань  политкорректности, практически к нулю, тем не менее, существовало. При всем уважении к г-ну Шаймиеву.

Наконец, это самый черный период княжеской междоусобицы. С такими подробностями, о которых и вспоминать стыдно. То, что и на Западе в средневековье происходили схожие мерзости вполне справедливо, но не утешает.

Русские предавали русских и продавали плененных соотечественников  в рабство. Впрочем, общей русской земли, повторяю, и не было. Были лишь враждовавшие между собой уделы. Потому и шли в  те времена в Царьград из Руси бесчисленные караваны с мехами и русскими рабами. А рядом едва ли не с каждым «;одичавшим» русским  князем в качестве обязательного дополнения  бок о бок с ним скакал его союзник – такой же озверевший в постоянных набегах  мелкий татарский «;князек».

Понятия человечности, милосердия и достоинства личности, которые, казалось бы, должны были прийти на Русь вместе с христианством, где-то припозднились, застряв, видимо, в российских хлябях.

К тому же подростковое еще русское христианство легко впитывало в себя и элементы язычества, и  влияние далеко не самого образованного (каким был, скажем, тогда далекий Иран), а, наоборот, дикого, окраинного Востока.

А именно с этой «;поганой» (т.е. языческой) окраиной и столкнулась Русь, уйдя от Киева в те места, что спустя века назовут Московией.

Христианство  Киевской Руси еще несло в своих недрах некую свободу. Пусть и не внизу, но хотя бы на самом верху. Князь - князем, но верховная власть для митрополита-грека оставалась еще в руках Византии, а потому митрополит мог обличать и князя-узурпатора, как это делал преподобный Феодосий.

Или как митрополит Никифор заявлять русским князьям: «;Мы поставлены от Бога унимать вас от кровопролития». Иное дело, глухое удельные княжества, где священник в силу обстоятельств попадал в полную зависимость от местного «;меченосца».

Однако самое ужасное для личности время, и так считали многие (далеко не случайно забытые сегодня) историки, началось в тот период, который, наоборот,  у нас привыкли считать исключительно славным – период хитроумного, с опорой все на тех же татар, собирания Москвой огнем, мечом и подкупом под своим крылом удельных княжеств в единое государство.

Мудрость и верность в целом этого процесса здесь не дискутируется – единственная возможность исторически сохраниться  у русских была лишь на пути государственного объединения.

Однако одновременно  надо обязательно отдавать себе отчет в противоречивости самого этого процесса. Он вовсе не был радужно однолинейным, как это представляется многим.  Как и у всякого насильственного по преимуществу процесса, и здесь (было бы желание видеть правду) вы найдете немало тяжких и, несомненно, негативных для Руси последствий.

Среди главных жертв  я бы назвал в первую очередь исконное, подлинное христианство и свободу человеческой личности.

Приведу мысли прочно забытого у нас талантливого историка, богослова и публициста, христианского-демократа (за что этот глубоко верующий человек был очень нелюбим консервативной зарубежной православной церковью) Георгия Федотова, эмигрировавшего после 1925 года из Советской России.

Кстати, Федотов - один из любимых авторов трагически погибшего отца Александра Меня.

Итак, Федотов: «;Свобода погибла лишь после освобождения от татар. Лишь московский царь, как преемник ханов, мог покончить со всеми общественными силами, ограничивающими самовластие. В течение двух и более столетий Северная Русь, разоряемая и унижаемая татарами, продолжала жить своим древним бытом, сохраняя свободу в местном масштабе, и, во всяком случае, свободу в своем политическом самосознании…

Это Москва, обязанная своим возвышением татарофильской и предательской политике, благодаря  ей, обеспечивает мир и безопасность своей территории, привлекает этим рабочее население и переманивает к себе митрополитов…(которые) начинают отождествлять свое служение с интересами московской политики… Захваты территорий, вероломные аресты князей соперников совершаются при поддержке церковных угроз и интердиктов.

В самой московской земле вводятся татарские порядки в управлении, суде, сборе дани. Не извне, а изнутри татарская стихия овладевала душой России, проникала в плоть и кровь. Это духовное монгольское завоевание шло параллельно с политическим падением Орды».

Дальнейшую судьбу русского православия  весьма нелицеприятно обрисовал Николай Бердяев: «;В истории сакрализовали всякую мерзость под напором «;царства Кесаря»… Рабство, крепостное право, введенное в катехизис Филарета, деспотическая форма государства, отсталость научного знания – все было священной традицией… Нет ничего ужаснее тех выводов, которые были сделаны в историческом православии из идеи смирения и послушания.

Во имя смирения требовали послушания злу и неправде. Это превратилось в школу угодничества. Формировались рабьи души, лишенные всякого мужества, дрожащие перед силой и властью этого мира. Гражданское мужество и чувство чести  были несовместимы с такого рода пониманием смирения и послушания. Русское духовенство, иерархи церкви трепетали перед государственной властью, приспособлялись к ней и соглашались подчинить ей церковь».

Привожу обе цитаты не для того, чтобы ими прикрыться, а это, увы, случается нередко, а как раз, наоборот, чтобы подчеркнуть, насколько, я с ними согласен.

Будь моя воля, я бы для объективности добавил разве что одно: славных православных бунтарей - «;заволжских старцев».  И в первую очередь, конечно, принципиального  нестяжателя и чистейшего человека Нила Сорского. Вот он-то ни под кесаря, ни под услужливых церковных иерархов, ни под монастырский «;бизнес», что благополучно процветает и сегодня,   не подстраивался.

Более свободного  человека  в ту пору на Руси сыскать было невозможно.

Но это уже детали. В самом главном  все сказанное  Федотовым и Бердяевым, к сожалению, верно. А потому именно здесь и находятся истоки всех будущих русских бунтов.  

Та часть русской души, что, несмотря ни на что, сохранила чувство справедливости и гражданское мужество, делала эти бунты не столь уж «;бессмысленными», как принято считать после слов Пушкина.  А та часть души, что, по словам Бердяева, стала «;рабьей», бунтовала, как ей и было положено - «;по рабски». Как это делалось, впрочем, везде в мире работорговцев и работорговли. То есть, бунтовала «;беспощадно», поступая как с истинными, так и мнимыми врагами, что попадались на пути разъяренной толпы, точно также по звериному, как по звериному поступали и с самими рабами.

Да, и заканчивалась очередная кровавая баня после бунта всегда одинаково.  Утолив на время свою ненависть, раб снова впадал в апатию вечно несвободного человека.

Не раз слышал аргумент, что и на Западе, мол, прошли через всю это, чего тыкать в глаза. Действительно прошли, однако, совсем в другие сроки, а потому и рабство,  и мечта о воле с ветерком, не отложили там такого глубокого отпечатка на народный характер как у нас.

Не стоит забывать, что еще Александр III глубоко и  искренне сокрушался по поводу того, что его отец «;Царь-Освободитель», отменил крепостное право.

Так что уважение к свободе личности в нашу плоть еще толком не впиталось, а рабское и анархическое еще толком не выветрилось.

Наша болезнь проходила и тяжелее, и дольше, а затем еще имела и сталинский рецидив.

Именно поэтому игра в  демократию, ее бутафорская имитация, да и церковь, как простое приложение к власти,  ни для кого так не вредны, как для России.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции