Александра Семёнова из организации "Дети войны" поделилась воспоминаниями со студенткой Политехнического института

В минувшие выходные с жительницей деревни Великое Село Старорусского района Новгородской области А.М. Семёновой встретилась представитель добровольческого объединения «Патриот» Политехнического института НовГУ Валентина Игнатьева. Вот рассказ Александры Михайловны, записанный студенткой:

«Родилась я в 1932 году в деревне Соколово Старорусского района Новгородской области. До войны мы жили очень хорошо. Папа был объездчиком в лесхозе. Он постоянно уезжал из дома, проверял леса. А мы, я и мои сёстры, жили дома с мамой. Старшая сестра с 1928 г.р., средняя на год младше. Мне, самой младшей, в начале войны исполнилось 9 лет.

Мама работала в колхозе. У нас было много пчёл, поэтому к нам часто приезжали за мёдом. Мы его продавали в Ленинград, а то и даром давали.

Когда мама уходила на работу, мы, три девочки, оставались дома одни. Она нам всегда поручала какие-нибудь дела: перебрать картошку в подвале, подвязать помидоры… Да мало ли работы в своём хозяйстве? Так было каждый день.

Указания мама давала старшей сестре: что надо сделать, что можно и чего нельзя. В тот страшный день 22 июня 1941 года сестра спросила:

«Мама, а покупаться можно?»

«Да, покупайтесь».

Этот день я запомнила на всю жизнь. Мы купались в речке. И вдруг видим: кто-то бежит из деревни и кричит: «Война!! Война!!». Мы сразу не поняли, в чём дело, но быстро выскочили из речки. Прибежала девочка и сказала:

«Началась война».

Уже через несколько дней стали бомбить Старую Руссу. Звуки бомбёжки были слышны издалека. Это я очень хорошо помню. Нас хотели эвакуировать. Сказали, что подойдут машины и всех детей без родителей увезут в тыл. Мама стала нас собирать, но эти планы сорвались, потому что несколько машин с детьми попали под бомбёжку. Так что мы остались дома с родителями.

Немцы быстро оккупировали Старорусский район. Пришли и в нашу деревню. Всех пчёл сразу уничтожили: залили водой домики. Им нужен был только мёд, но папа его успел закопать.

У папы была серьёзно повреждена нога, отрублена пятка. Поэтому на войну его не призывали.

Мёд в бочках, закрытый плохой клеёнкой, был закопан в кузнице, далеко от дома. А там были ещё бочки с керосином. Когда военные везли из Поддорья снаряды, один взорвался. Кузница загорелась, и взорвался керосин. Капли разлетелись и попали в мёд.

Получилось, как в пословице: ложка дёгтя портит бочку мёда. Керосин попал в мёд, и всё испортил. Немцы посчитали, что мы это сделали нарочно, чтобы не отдавать им мёд.

Нас вывели во двор и приставили к стенке, чтобы расстрелять. Я так боялась, что спряталась за маму. А мама сказала:

«Стой прямо. Если ранят, будет ещё хуже, будет очень больно».

Первый выстрел дали поверх голов. И вдруг увидели, что из деревни бегут староста и полицай - кто-то из наших, русских. А староста, дядя Ваня, – наш сосед через дорогу. Они бегут и кричат немцам:

«Стойте, стойте!».

Немцы, больше стрелять не стали. Дядя Ваня объяснил им, что мы мёд специально не портили, рассказал, как это получилось. Но нас всё равно посадили на машину и повезли в концлагерь за колючую проволоку

Концлагерь был обустроен на территории молокозавода, недалеко от того места, где мы купались. Туда отправили всех неугодных. Народу набралось битком. Провели мы там весь 41-й год и зиму 42-го.

Потом наши стали наступать, там недалеко был как раз Рамушевский коридор. Начались перестрелки. Немцы полукругом построили укрепления, вырыли окопы. Здание молокозавода сгорело. Для нас подготовили другое помещение, километрах в 5-и от деревни, в лесу у Чёрной реки (притока Поломети), между Подцепочье и Соколово.

Из концлагеря многие пытались бежать. Немцы на его территории сделали виселицы. Всех, кто пытался бежать, вешали. Остальных заставляли смотреть на казнь, чтобы вселить страх. В начале 1943 года все виселицы куда-то делись. Немцам было уже не до нас.

Дети и старики жили в отдельном бараке. В одной половине дети, в другой - старики. В остальных бараках жили рабочие. Выйти оттуда можно было только с разрешения. Когда маму перевели в прачечную, нам было поручено заниматься глажкой.

В концлагере мы пробыли до 10 июля 1943 года. Вывел нас чех Вацлав, мы его звали дядей Васей. Он часто приходил к нам в прачечную, готовил нас к побегу. Мы ему доверяли.

В ночь на 10 июля мы бежали. Надо было идти по реке, чтобы собаки не взяли след. Вода была очень холодная. Я уже до этого была простужена. Поэтому дядя Вася нёс меня на своих плечах.

Когда мы вышли из речки, нас уже ждала подвода. Видимо, всё было заранее подготовлено. Нас посадили в телегу и повезли. Извозчик был в немецкой форме. Нас довезли до границы, где уже стояли наши войска. А дальше мы должны были идти пешком. Мы больше месяца шли до Осташкова. Там нас посадили на поезд и отправили в советский тыл.

Добирались мы очень долго. В конце сентября голые, босые, голодные, мы приехали в деревню Багана Шенталинского района Куйбышевской области.

У нас ничего не было: ни еды, ни одежды. Папа сразу же начал плести корзины и хоть что-то за это получать. Мы все тоже пошли на работу, я в том числе, хотя мне было всего 11 лет. Работали мы на Ульяновской ОРС. Грузили на железной дороге дрова метровой длины. Мне, как иждивенцу, ничего не платили, только изредка кое-что перепадало.

С 1 апреля 1944 года я оформилась на работу уже, как взрослая. Мне ещё не было 12-и лет, но я прибавила себе несколько месяцев, сказала, что родилась 25 марта. Зимой каждая семья должна была сдать связанные носки и варежки для фронта. Начальник ОРС Догадов утешал нас:

«Девочки, потерпите, это всё продлиться недолго. Наши уже освободили большую территорию. Ещё чуть-чуть, может быть, год, и всё закончится. Родина вас не забудет». Он показывал на карте, где находятся советские войска и идут бои».

После войны я окончила институт и долгие годы преподавала историю в деревне Тулебля»

Член Новгородского регионального отделения РВИО, руководитель добровольческого объединения «Патриот» Политехнического института НовГУ Булгакова А.Ф.