Итоги года

Уходящий год уже запомнился как год громких убийств известных людей. Для иностранных наблюдателей, разумеется, наиболее заметными были убийства журналиста Анны Политковской и "политэмигранта" Александра Литвиненко.

Но для российского общества первой в этом ряду стала гибель 13 сентября заместителя председателя Центробанка Андрея Козлова. Именно тогда в прессе заговорили о том, что одно из главных пропагандистских клише государственной пропаганды более не работает. Речь идет о противопоставлении путинской стабилизации девяностым годам как времени заказных убийств, разгула преступности и бессилия коррумпированных правоохранительных органов.

"Ревущие девяностые" и в самом деле запомнились именно такими. Весьма показательно, что, когда месяц спустя был убит кандидат в мэры Дальнегорска от партии "Единая Россия" Дмитрий Фотьянов, лидер партии Борис Грызлов сказал о "политическом убийстве".

Но смерть Андрея Козлова - вовсе не единичный случай. Просто до сентября 2006-го "стабилизационное клише" вытесняло в общественном сознании реальную информацию о происходившем в стране. При том, что эта информация свободно распространялась и была доступна. Приведу некоторые факты криминальной хроники последних лет. Именно в годы "стабилизации" произошли два убийства глав субъектов Федерации - губернатора Магаданской области Валентина Цветкова в 2002-м и президента Чечни Ахмада Кадырова в 2004 году.

Отмечу, что смерть Кадырова будет единственным упоминанием Чечни и вообще Северного Кавказа в этих заметках. Происходящее там - совершенно особая тема. Хотя, разумеется, нравы, царящие в этом регионе России, прямо или косвенно влияют на политическую культуру страны в целом.  С 2001-го по 2006 год произошло шестнадцать убийств мэров и вице-мэров городов и муниципальных образований, заместителей губернаторов и глав региональных правительств.

И на 2006-й, кроме трагедии в Дальнегорске, приходится только одно преступление - убийство 31 марта мэра подмосковного города Дзержинский Виктора Доркина.

В подавляющем большинстве случаев жертвами становились чиновники, тем или иным образом связанные с бизнесом.  А убийства бизнесменов и топ-менеджеров никогда не прекращались в России. Если в девяностые годы криминальной столицей считался Санкт-Петербург, то в 2006 году в одном только Новгороде произошло два убийства директоров крупных предприятий.

О чем, кстати, с тревогой говорил спикер Совета Федерации Сергей Миронов, посетивший этот город в конце сентября. И на ином социальном уровне 2006 год прошел весьма бурно. Так, в Москве к сентябрю, то есть к моменту нашумевшего убийства Андрея Козлова, произошло не менее тринадцати расстрелов в общественных местах. Причем к августу они участились: в среднем - более двух раз в неделю. Жертвами нападений становились крупные и средние бизнесмены (в том числе один гражданин Италии), поп-звезда (тоже иностранец), сотрудники милиции, криминальные авторитеты.

Если связать убийства-2006 с предыдущим годом, то можно установить самый опасный московский бизнес. С июля 2005-го по сентябрь 2006 года в столице России произошло шесть убийств рестораторов. Разумеется, все эти сведения, собранные из различных открытых источников, не полны, но некую картину все-таки составляют. Об отдельных чертах российского общества, ставших более заметными в 2006 году, судить по ним можно. Во-первых, начиная с определенного статуса жертвы нельзя отделить политическое убийство от, скажем так, криминально-экономического. Это отличительная черта той модели властно-собственнических отношений, которая реализуется в современной России. Во-вторых, убийства стали простым и доступным способом решения проблем. Особенно к этому располагает то, что они практически безнаказанны. В тех редких случаях, когда они раскрываются, суд отправляет за решетку только исполнителей. Заказчики, даже если они известны, остаются недосягаемы для правосудия. В-третьих, сознательно избегая моральных оценок, я могу заключить, что у политической элиты слабо развит инстинкт самосохранения. И это несмотря на то, что за последние семь лет повысился политический статус жертв заказных убийств. Хотя, разумеется, до уровня вице-премьера, как в 1995 году, когда был убит Виктор Поляничко, он не поднялся. Но это произошло на территории Северной Осетии и должно рассматриваться в связи с обстановкой на Северном Кавказе, который, как уже было сказано, в этих заметках не рассматривается.

В-четвертых, следует признать, что в нашей стране крайне низок порог чувствительности к насилию. Раз реакция общества незаметна, то его следует признать терпимым к происходящему. Более того, в нынешней России лучший способ скомпрометировать человека - убить его. В сталинские годы говорили "у нас зря не сажают", а теперь - "у нас зря не убивают". Убитый, особенно если это крупный чиновник или бизнесмен, как правило, считается виновником своей гибели. "Запутался в махинациях", "не поделился", "женщину увел" - вот обычные объяснения. Другими словами, влияние убийств на формирование имиджа власти внутри страны можно признать крайне незначительным. Вот на этом фоне, но не в этом контексте следует, на мой взгляд, рассматривать два убийства, которые произвели крайне незначительное впечатление на российское общество, но самым серьезным образом отразились на имидже российской власти за границей.

Речь идет о гибели Анны Политковской и Александра Литвиненко. Говоря о контексте, я имел в виду то, что имена этих людей стоят в одном ряду не с губернаторами и мэрами. И даже не со всеми депутатами. Тут иная посмертная общность. Их следует соотносить с убийствами депутатов Государственной думы Владимира Головлева (август 2002 года) и Сергея Юшенкова (апрель 2003-го). А также с загадочным отравлением журналиста и депутата Государственной думы Юрия Щекочихина (июль 2003-го). Все эти люди относятся к тем, кого принято называть демократической оппозицией. И все эти люди в той или иной мере принадлежали к тем, чьи суждения были существенны для общественного мнения западных стран. Но смерть Александра Литвиненко напомнила и об отравлении Романа Цепова (сентябрь 2004 года), сопровождавшегося симптомами ярко выраженной лучевой болезни.

В свою очередь, принято считать, что Политковская и Литвиненко, если и не обладали информацией о взрывах московских домов в 1999 году, сопровождавших приход Путина к власти, и других известных терактах, происшедших в последние годы, то принимали усилия по сбору такой информации.

Все эти сопоставления, разумеется, ничего не доказывают. На их основе невозможно построить верифицируемую версию. Но общественное мнение, а также историческая память никогда не формировались на основе прямых доказательств. В данном случае речь идет об общественном мнении западных стран. А вот историческая память - это достояние российской нации, которая пока еще, повторю, весьма терпима к убийствам как способу решения экономических и политических проблем.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции