Нет комментариев
00
Нет фотографии Автор: В.Петров-Тюлев
8 июня 2012 года, 15:37

Гастроли Тверского театра юного зрителя. Ж.-Б. Мольер. \"Тартюф\". Комедия в 2-х действиях

Только «масконосный» Роман Феодори поставил «Тартюфа» в Красноярском драматическом театре им. А. С. Пушкина, как через четыре месяца повторил его в Тверском ТЮЗе. Хорошо, когда режиссер находит взаимопонимание с художником и балетмейстером. Но когда его не находит с самим собой, спектакль начинает хромать, а расплачиваться – актерам.

Тверчане привезли своего «Тартюфа» в Великий Новгород на гастроли практически свежим (премьера 21 сентября 2011 года). Но, собственно, пластическая партитура в нем настолько жесткая и довлеющая, что нарушение ее приведет к бессмысленности существования спектакля. Вот «Тартюф» и живет на радость провинциальной публике, видящей в нем нечто неординарное и актуальное.

Из красноярского спектакля в тверской перекочевали не только мизансцены, но и общее художественное и пластическое решение. Хотя постановочная команда у них разная. Не ставя задачей сравнивать две работы (тем более, что о первой представление составлено только по фотографиям и отзывам прессы), хочется заметить, что тверской спектакль по оформлению не столь лаконично-стильный. Сценография и костюмы Кирилла Мартынова больше нагружены деталями, более смешаны по цветовой гамме. Но это замечание не относится к достоинствам или недостаткам работы художника. Главное, что постановщикам и исполнителям удалось в трех стенах создать подлинную атмосферу дома. И тогда совершенно бесспорными становятся отчаянные попытки семьи Оргона защитить свое родовое гнездо.

Итак, три стены и четыре выхода (два фронтально, два боковых), украшенных чем-то витиеватым, чтобы подчеркнуть какую-то далекую эпоху. Мебель (стол, скамейка и два кресла) тоже антикварные. В костюмах полная свобода, этакий косплей на темы XVII-XXI веков.  Главное, чтобы зритель  не терял чувства театральности. Игра силуэтами, деталями, цветами вызывает ощущение карнавала, чудачества, девианта. Пусть и не оригинального по сути, но весьма стильного.

Это пространство режиссер завешивает грязной полиэтиленовой пленкой, нагружает метлами и валиками для малярной работы. Все домашние Оргона заняты ремонтом дома. В пластических эпизодах порхает горбатый хромой Тартюф, руководящий процессом. Возможно прочитать в этом отречение от мира, проповедуемое заглавным персонажем и в тоже время разруху, им принесенную. И то, что Тартюф уже готовит удобное место обитания для себя – тоже актуально. Однако, дом не выдерживает неурядиц и буквально трещит по швам (верхняя половина стен приподнимается на штанкетах). Пожалуй, это самое впечатляющее режиссерское решение за весь спектакль.

В остальном же Роману Феодори не хватает чувства меры. Поминутно он хватается то за клоунаду, то за психоделический надрыв, то за пластические этюды. И над всем этим нависает громада текста, которую актеры не успевают ни осознать, ни толком воспроизвести. Безусловно, поэтические строки сокращать крайне хлопотно, но при реализации сложных пластических партитур, подобных ссоре Марианны (Алина Галиаскарова) и Валера (Сергей Батаев), слова превращаются в бессмысленный фон и даже начинают раздражать монотонностью звучания. К счастью, для резонерских монологов Клеанта (Андрей Коновалов) режиссер нашел удачный комедийный прием с саркастическим обращением «Это Вы написали?» к автору, присутствующему на протяжении всего спектакля на сцене. Но даже здесь необъятная по продолжительности сцена отличается нестройным занудством (кстати, по законам клоунады, повторил режиссер это и для обличительных выпадов Дорины). А для большинства монологов и философических диспутов пьесы в спектакле не нашлось даже такого оправдания. Заботясь о форме, пытаясь насытить каждое мгновение визуальным эквивалентом смысла, режиссер этот смысл теряет. Лишь актерский темперамент и чудесная дикция, в ряде случаев внятная акцентовка и мелодичность речи позволяют хоть сколь-нибудь переваривать мольеровские массивы.

Кстати, об авторе (Александр Евдокимов). Персонаже спектакля Феодори. Привычно встречать такие ходы для инсценировки прозы, а введение их в классическую драматургию кажется весьма наивным. Собственно, так и получается, что автор и не автор, а Лицо от театра, шекспировский Пролог, слуга просцениума. Пока Тартюф гримируется, превращаясь из стильного мужчины средних лет в урода классицистской комедии, автор незаразительно транслирует монолог Сганареля из «Дон Жуана» всё того же Мольера. Чудесное, по мнению персонажа, устройство человека никак вяжется с пафосом «Тартюфа», но зато слабо намекает на режиссерскую мысль. О том, что человек – существо дуалистичное, но об этом чуть ниже. Автор также без удержу и не подчиняясь какой-либо заметной логике, озвучивает физические действия героев спектакля. И использует для этого металлическую и стеклянную посуду, предметы быта и музыкальную ударную установку. Местами комедийный эффект производит впечатление, но ко второму десятку минут от начала уже начинает раздражать не только непоследовательностью, но и еще однообразностью. К непоследовательности также стоит отнести «порчу» этими звуками изумительного музыкального оформления (частью содержащего вполне внятные и удобные для пластических построений акценты). В финале автор играет за судебного пристава. Видимо, этим режиссер пытается оправдать мольеровского deus ex machina, но до роковой неизбежности, к которой пытается подвести спектакль всем трагическим надрывом последней сцены, не доходит. Есть в этом персонаже нечто ученическое, проба формы в контексте персонального творчества, наивно смотрящаяся в работе зрелого режиссера.

Хотя ученического в «Тартюфе» Феодори и без этого немало. К слову сказать, психоделическая эксцентрика и работа с антропоморфными объектами (вешалка с костюмом) напоминает московского Вячеслава Бутусова. Игра с тростью Тартюфа при виде Дорины вызывает в памяти блистательные пластические миниатюры Константина Райкина в спектакле «Синьор Тодеро – хозяин». А красный цвет как символ страсти в костюмах и свете, увы, смотрится общим местом.

Теперь об анонсированной режиссерской мысли. Тартюф строит свой дом, который сам же и разрушает. В этом и состоит парадоксальность человека, неразрывность его темного и светлого начал. С каждой завоеванной позицией герой преображается – избавляется от накладного носа, горба, хромоты. Из безобразного сластолюбца он превращается в полного мужской силы дьявола с подлинной любовной страстью. Правда, никто, кроме зрителя, похоже, этого не замечает. Мастерства и объема Андрея Иванова хватает для убедительности каждого этапа преображения. А вот режиссерской сосредоточенности на ансамбле – нет. Собственно, так происходит с каждым персонажем. Для каждого выбраны маски как в комическом, так трагическом направлении спектакля. Объединенные балетмейстером Джондо Шенгелией, артисты чутко чувствуют друг друга в пластическом рисунке, но существуют параллельно на уровне смысла. Так, Оргон, заразительно исполненный Александром Романовым традиционный старик-самодур, должен быть эквивалентом светлой стороны Тартюфа. Но на деле остается лишь его марионеткой, и бунтует лишь потому, что так написано у драматурга.

Еще несколько слов об актерских работах. Безусловно, исполнительский состав спектакля демонстрирует впечатляющую технику, ставшую нормой для столичных театров. И в этом отношении спектакль Романа Феодори заладился. Однако, недоданная режиссером осмысленность происходящего, всё же беспокоит актеров. Когда появляется возможность, они без сложных физических нагрузок наполняют роль человеческим чувством и психологической оценкой. И это вызывает самое искреннее расположение.

Конечно, завоевать восторг провинциальной публики нахрапистой «модной» постановкой проще простого. Но становится обидно за искренних и честных актеров, за их преданность зрителю. Возможно, это пройдет, когда публика начнет осознавать себя как достойную чего-то большего, чем продукт из вторсырья. Что хорошо в промышленности, недостойно искусства.

Фото из архива театра

Смотрите также

Юный соловей

Очень странный праздник 23 февраля. Освободившись от профессиональной принадлежности, он приобрел патриотический пафос. Сарказм, который выразила погода в отношении к народному ликованию, должен был заставить крепко призадуматься о планах на выходной день. Без рекламы, скромно, стесняясь, в афишу затесался Дом музыки им. С. В. Рахманинова.

ОЩУТИТЬ НАСТОЯЩЕЕ: 17-18 ноября 2011 года гастроли Санкт-Петербургского государственного драматического Театра «На Литейном» (1)

Великий Новгород – не забытая Богом точка на гастрольной карте. Ведь новгородский зритель достаточно активно платит за выступления странствующих трупп, театрально-концертных проектов и всяческих хохмистов-вокалистов. Что-то осмысленное, в основном, можно увидеть во время фестивалей или когда Минкульт расщедрится и даст денег на гастроли репертуарному театру. Как и случилось в начале прошедшей недели.

Авторские колонки

Комментарии