— Алексей Васильевич, спасибо, что нашли время ответить на вопросы для моего блога. Готовясь к нашей беседе, я обнаружил, что Вы один из самых закрытых политиков: у Вас нет ни собственного сайта, ни профилей в социальных сетях, а на странице о Вас на официальном сайте Госдумы не указано вообще никаких контактов, при помощи которых можно было бы с Вами связаться (то же и на официальном сайте партии «Справедливая Россия»). Интервью для интернет-СМИ Вы, кстати, также даете не часто. Чем вызвана такая информационная закрытость? И насколько вообще для Вас важен интернет, обратная связь с Вашими избирателями? К примеру, Ваш коллега по Госдуме Сергей Фабричный, в беседе со мной признался, что в социальных сетях сегодня нет его целевой аудитории. Про себя Вы можете сказать то же самое?

— У меня тоже нет в социальных сетях целевой аудитории. Но со мной можно связаться, у меня есть приемная, есть помощники… Каждый день у меня на столе лежит папка с вопросами и письмами, и вторая папка — с ответами. Обратная связь работает чётко.

Интернет для меня имеет огромное значение в жизни: мы настолько привыкли к нему, что невозможно себе представить жизнь без интернета. Но так как рабочий график очень плотный, то не всегда хватает на него времени. Хотя контакты в социальных сетях, наверняка, упростили бы общение с избирателями. Сегодня, я знаю, многие используют эту возможность через своих помощников — в данном контексте это вообще неправильно! Представьте, мы с вами встречались, обсуждали какую-то тему, потом я ее перекинул на своего помощника, а вы на меня обижаетесь.

Что касается моей «закрытости», я считаю, что чем кричать, «пиариться» (а многие именно этим занимаются, раздувая так свою деятельность), лучше тихо и скромно исполнять свои обязанности.

— В первой половине 2000-х Вы являлись одним из идеологов Аграрной партии России и были заместителем ее председателя. И насколько я понимаю, аграрная тематика для Вас по-прежнему является весьма значимой. В апреле этого года Вы заявили, что «на сегодняшний день Россия не обеспечена достаточной продовольственной безопасностью» и что «пока мы не сможем снабдить себя продуктами, мы на поводке у мирового хозяйства и зависимы от воли политических противников». Не слишком ли это радикальное заявление? Ведь Россия сегодня не находится в состоянии войны, а многие так называемые антисанкции, запрещающие ввоз в страну ряда иностранных продуктов, мы вводили сами? Да и наблюдать, как бульдозерами уничтожаются продукты питания — зрелище, мягко говоря, малоприятное, особенно для тех, кто пережил времена голода и продуктового дефицита.

— Действительно, я много работал с аграрной тематикой, и она мне близка и сегодня. Только я не в 2015 году сделал заявление о необходимости продовольственной безопасности, а еще в 2002 году в Аграрной партии мы подняли этот вопрос. Мы предупреждали о возможности наступления такого момента, когда некие государства будут диктовать нам условия, устанавливать свои рамки: либо мы принимаем их требования, либо они перестают поставлять нам продукты. От наших решений зависит, будет ли в России продовольственный кризис или нет!

Также могу сказать, что не было никаких российских продовольственных «антисанкций». Все было сделано правильно! А вот то, что мы вступили во Всемирную торговую организацию (ВТО) — это неправильно. Решение было исключительно политическим, поскольку мы не изолированная страна. Но для нашего сельского хозяйства оно стало губительным и вредоносным. Мы могли вступить в ВТО только при условии выдвижения своих требований. Мы же этого не сделали. Поэтому, на мой взгляд, табу на ввоз иностранных продуктов в августе 2014 года — это не «антисанкции», это действия в защиту наших сельхозпроизводителей.

— Но ведь из-за этого повысились цены на продукты питания!?

— Цены повысились, потому что изменился курс доллара. И это отразилось на стоимости, прежде всего, валютных товаров. Не наши товаропроизводители, а, в первую очередь, торговые сети, пользуясь слабиной региональных и федеральных властей, слабиной нашего законодательства, стали поднимать цены на продукты. Хотя причин для поднятия цен не было. Я считаю, что власть может навести здесь порядок, и должна это сделать в кратчайшие сроки. Что же касается бульдозеров, которые давят еду, то это явные перегибы. Смотреть на это людям, прошедшим войну и испытавшим голод, очень больно.

Решение этих проблем есть, просто руки у чиновников, видимо, не доходят. На этот счет существует давно отработанная схема — продавайте продукты, срок годности которых подходит к концу, в специальных магазинах, в 3-4 раза дешевле. Наладьте такую систему, и такие товары будут покупать. Алкоголь, конечно, пусть весь давится, а вот с едой так поступать нельзя. Пожалуйста, если это проверенные, качественные продукты, но они завезены с нарушением, отправляйте их в детские дома, в дома престарелых, в больницы. А просто уничтожать в больших количествах еду, как это делается, недопустимо!

— Уже почти десять лет Вы являетесь членом «Справедливой России». Почему Вы выбрали для себя именно эту партию, а не, скажем, «Единую Россию»? Думаю, Вам были бы рады в любой, как говорят, «системной» партии?

— Как Вы упомянули ранее, 14 лет назад я встал у руководства Аграрной партии. К этому меня подтолкнул вопрос продовольственной безопасности. После выборов 2003 года Аграрной партии не хватило чуть более 1% голосов, чтобы пройти в Государственную думу, и мы стали вести переговоры с другими партиями, и, в первую очередь, с «Российской партией жизни» (РПЖ). Предполагалось объединение РПЖ и Аграрной партии, но ситуация поменялась: Аграрная партия очень незаметно слилась с «Единой Россией». Аграрная партия при этом потерялась и размылась, а проблема продовольственной безопасности так и осталась не решенной. Поэтому идеологически я не понимал, зачем мне идти в «Единую Россию»? В партию «Справедливая Россия» я вошел, потому что мне очень близки, и по сердцу ее политические и, в первую очередь, экономические, социальные принципы. В свое время она объединила партию «Родина», «Партию пенсионеров» и «Партию жизни». Позднее к ней присоединился ряд общественных организаций и движений. Сейчас это партия социалистического типа, которая стоит на защите прав человека. Поэтому находясь в «Справедливой России», я отстаивал и буду отстаивать ее интересы.

— А «Справедливая Россия» — это оппозиция?

— Конечно!

— Но если она во всем, как Вы сказали, поддерживает Путина, то какая же это оппозиция?

— Есть Путин, а есть Правительство. Мы не довольны политикой именно правительственного блока. Есть чиновники, есть министры, есть губернаторы — кто-то хорошо работает, кто-то плохо. Правительство работает плохо. Проблемы у населения только усугубляются. И «Справедливая Россия» именно как оппозиционная партия выступает против антинародных решений министерств. Но есть принципиальное отличие оппозиционной «Справедливой России» и, например, оппозиционной КПРФ. Мы голосуем в Государственной думе против бюджета. Коммунисты также голосуют против бюджета. Но разница в том, что мы, высказываясь против, предлагаем свой путь выхода из кризиса. Почему мы, например, выступаем против системы взимания платы за капитальный ремонт? Мы понимаем, что капитальный ремонт необходимо делать, но давайте делать правильно, прозрачно, не допуская воровства. Почему у нас строительство дорог обходится в пять раз дороже, чем в той же Финляндии? По той же причине — отсутствие контроля и коррупция. Почему остальные умалчивают это? Вот с этим и надо бороться! Мы не умалчиваем проблемы и здесь мы помогаем, в том числе, и президенту. И народный фронт занимается примерно тем же самым.

— А «Справедливая Россия» входит сейчас в Общероссийский народный фронт?

— Мы сотрудничаем. Важно быть готовым к разумному взаимодействию. Вот Вы придете и скажете: «Я состою в такой-то партии, и я считаю, что нужно делать так, так и так». Если мое мнение совпадает с вашим, если это на благо нашего народа, на благо страны, то я скажу: «Давайте это делать вместе!»

— Ну, хорошо. Сейчас в Госдуме Вы представляете три региона: Новгородскую, Вологодскую и Тверскую области. Чем, на Ваш взгляд, наша область существенно отличается от Вологодской или Тверской в политическом, социально-экономическом отношении? Или в принципе проблемы в этих трех субъектах одни и те же?

— Проблемы везде есть одинаковые. Допустим, везде есть проблемы с дорогами, но если сравнить — в Великом Новгороде дороги лучше, чем в Твери. Это говорит о том, что мэр исполнял свои обязанности правильно.

— Зачем же его тогда губернатор и дума хотели сместить?

— Это другой вопрос, а я пока говорю про дороги, отвечая на вопрос о различиях регионов. Дороги в Новгороде, действительно, лучше, хотя проблемы в регионе есть. Скажем, до Окуловки не доехать: будто прошла война, а все потому, что все дороги разбили при строительстве трассы М11. Те, кто строит дороги, должны их ремонтировать, должны давать гарантии. Заплатки и ямочные ремонты каждый год — это бардак. Конечно, есть различия в регионах между Тверью, Вологдой и Новгородом. Политически и социально, наверное, Новгород более спокойный. При общем депрессивном состоянии страны Новгород гораздо спокойнее, чем Тверь. Проблема демографическая есть и там, и там. И в Вологде она тоже есть. Есть разница и в инвестициях. В Вологде есть два регионообразующих предприятия: «Северсталь» и «ФосАгро». В Новгороде есть «Акрон». В Твери вообще нет таких мощных предприятий. Проблемы общие с налогособираемостью — с этими предприятиями надо выстраивать особые отношения. На что хотелось бы здесь обратить внимание, так это на развитие сельского хозяйства. Будут дотации сельхозпроизводителям, будут дополнительные рабочие места, будет помощь малому и среднему бизнесу.

— А как часто Вы приезжаете в Новгородскую область?

— Новгородская область мне очень нравится. К сожалению, я бываю здесь реже, чем хотелось бы. Большую часть времени провожу в Москве: работа обязывает. Но стараюсь 1-2 раза в месяц обязательно приезжать. Хотелось бы чаще — не только по делам, но и для души. Я очень люблю природу, рыбалку. Правда, с последним становится все сложнее — мелеют реки, заиливается озеро. Вчера мы обсуждали эту тему с коллегами из новгородского законодательного собрания. Я подал запрос, и мы готовим обращение в природоохранную прокуратуру. Ситуация с обмелением озера Ильмень может грозить серьезными последствиями для региона. Надо тщательно исследовать, что там происходит.

— На прошлых выборах в Госдуму, которые состоялись в декабре 2011 года, «Справедливая Россия» показала в Новгородской области самый высокий результат по России, набрав более 28% голосов. В интервью «Тверь.Справедливо.ру» в марте этого года Вы заявили, что «Единая Россия» на предстоящих выборах может потерять свою политическую монополию и что сами выборы будут «острыми, такими, каких мы не видели более десяти лет». В чем, по Вашему мнению, будет заключаться острота этих выборов и какие основания есть у Вашей партии, чтобы рассчитывать на повторение результата 2011 года или на занятие второго места? Потому что данные социологических опросов говорят о том, что ваша партия балансирует на грани прохождения в парламент.

— Большое значение имеет честная социология. В 2011 году все СМИ, телевидение постоянно говорили, что «Справедливая Россия», конечно, не проходит в Государственную Думу. Нам тогда социологические опросы давали срез около 3%. А мы набрали в Великом Новгороде 28%, на полпроцента меньше мы набрали в Вологде и на 5% меньше набрали в Твери.

— В Новгороде у вас даже первое место тогда было.

— Да, в Новгороде было первое место у «Справедливой России» по стране. На всех последующих выборах мы также показывали примерно ровный результат. Что касается моих слов о потере «Единой Россией» монополии, у меня в этом нет никаких сомнений. В сентябре парламентские оппозиционные партии вместе с народным фронтом получат более 50% мест в Государственной думе.

— Но это по партийным спискам? Ведь «Единая Россия» может добрать нужный процент за счет одномандатников?

— Я говорю не о партийных списках, а о депутатских мандатах. Народный фронт, «Справедливая Россия», коммунисты и ЛДПР получат больше 50% мест в новой Государственной Думе. Обратите внимание, я сказал «с народным фронтом». Сегодня ОНФ тоже занимает, подчас, жесткую позицию по отношению к правительственной политике. Мы видим, какие встречи проводит народный фронт, как много работает. Мы плотно взаимодействуем с ними по ряду вопросов, помогаем друг другу.

В 2011 году была иная политическая и экономическая ситуация, сегодня ситуация в стране очень острая. В обществе растет недовольство, чувствуется необходимость перемен. Логично, что и требования к проведению выборов повышаются. У меня нет никаких сомнений, что на выборах 18 сентября, в отличие от предыдущих, будет значительно меньше фальсификаций. Мы будем следить за этим.

Кроме того, людей нужно вовлечь в политический процесс, объяснять, почему выборы так важны. Нужно бороться с апатией среди населения. Мы ведь вместе делаем одно дело — строим будущее нашего государства. Выборы специально перенесли на сентябрь для пониженной явки. Тем не менее, задача сегодня — понять главное: всё зависит от нас, от людей. Не от политиков, не от губернаторов, а от всех людей. Как мы будем работать, и что мы будем класть на плаху — от этого будет зависеть наше будущее. Поэтому я желаю, чтобы все депутаты, которые займут кресла в новой Государственной Думе, честно и достойно исполняли свои обязанности. И пусть то, с чем они обращаются к людям, что они обещают — всё это исполняется. Только тогда к власти будет доверие, и наша страна будет еще сильнее, еще могущественнее. Вече народное здесь ковалось, отсюда мы и пойдем.