Древние новгородцы точно не встречали наступающий год у украшенной ёлки, закусывая шампанское салатом или заливной рыбой. Дело в том, что наши предки совсем иначе отсчитывали время. Год начинался 1 сентября – в день памяти святого Симеона Столпника (Симеона Летопроводца). Известно, как новгородцы встречали Новый год в XVII веке. Никакого разгульного веселья и уж тем более обильных возлияний тогда не предусматривалось. Всё происходило чинно и благородно.

Главное событие праздника разворачивались в Детинце. За алтарём Софийского собора, неподалёку от несуществующей ныне церкви Похвалы Богородицы, устанавливалось «место, на нём же лето начинают» – возвышение-амвон с несколькими ступенями. На нём размещались аналои (специальные столики) с иконами, подсвечники и столик с водосвятной чашей.

Утром, когда начинался благовест, новгородцы собирались на площади перед амвоном. Митрополит в сопровождении представителей власти, певчих и дьяков следовал в собор через западный вход, после чего начиналось богослужение и крестный ход. Его участники под колокольный звон шествовали на площадь к амвону. Взойдя на возвышение, митрополит кадил иконы, духовенство и народ. Затем то же делали настоятели монастырей и софийский протопоп. После обряда водоосвящения митрополит осенял святым крестом все четыре стороны и приветствовал новгородского воеводу или государева наместника, благословлял собравшихся крестом и окроплял святой водой.

Материал подготовлен на основе одной из тематически экскурсий по Великому Новгороду.

Под колокольный звон крестный ход тем же порядком возвращался в собор, после чего пустела и площадь – люди спешили к обедне в храм. Было принято посещать заключённых и пленников, раздавать милостыню нищим. Зажиточные новгородцы даже кормили их за специально установленными на дворах столами. Вот и весь «Новый год».

А для некоторых праздник и вовсе был со слезами на глазах – этот день был сроком взноса государственных податей и явки в суд. Так благочестиво новгородцы встречали Новый год до самого конца XVII века.

Ветер перемен

Нотки безудержного веселья привнёс в этот праздник царь Пётр I, который и сам был не прочь покутить. Для начала он изменил дату встречи Нового года: 20 декабря 1699 года он распорядился начинать год с 1 января. Новый 1700-й год становился новым во всех смыслах.

Царский указ оговаривал и новые традиции встречи Нового года (правда, речь в нём шла только о «царствующем граде» Москве): перед воротами усадеб предписывалось к 1 января «учинить» украшения «от древ и ветвей сосновых, елевых и можжевеловых». Убрать их можно было 7 января. Тогда же было положено начало традиции новогодних салютов. На Красной площади устраивались «огненные потехи» и стрельба, а все знатные люди должны были трижды выпалить на своих дворах из небольших пушек или мушкетов. С 1-го по 7-е января улицы украшались своего рода иллюминацией: зажигались огни «из дров, или хворосту, или соломы» или «кто похочет, на столбиках поставить по одной, по две, или по три смоляные и худые бочки, и наполня соломою или хворостом, зажигать».

Дед с косой

Знакомые нам атрибуты и персонажи новогоднего веселья появились не сразу. И у них поначалу были конкуренты. Скажем, у Деда Мороза. В середине XIX столетия о нём ещё слыхом не слыхивали. Его место занимал другой дед, державший в руках не мешок с подарками, а слегка зловещий атрибут – косу. Да и прообраз у него был с не самыми приятными повадками – античный бог Сатурн (он же Кронос), пожиравший своих детей. Его «портрет» набросал в своём незатейливом стихотворении на 1858 год один из новгородцев:

«Это кто такой крылатый, с притуплённою косой, седовласый, бородатый, старец дряхлый, чуть живой?».

Открытка конца XIX века

На смену ему приходит Новый год в образе «мальчика легкокрылого», который, впрочем, будет подрастать и орудовать доставшимся ему по наследству инструментом:

«Не впервые он весною, летом, осенью, зимой, вас нещадною косою переносит в мир иной».

В конце концов, и он превратится в дряхлого старика и уйдёт в вечность. Вот такая мрачноватая философия. Любимые нами Дед Мороз и Снегурочка появились позже – к концу столетия. И эти персонажи, в отличие от своего безжалостного предшественника, помогают нам хоть на какое-то время отвлечься от «правды жизни».

И всё-таки, как и сейчас, в XIX веке люди ждали от наступающего года благополучия и радости. Поэтому и праздник был весёлым. Кстати, в то время главные торжества были связаны не с Новым годом, а с Рождеством. Хотя и Новый год не проходил совсем уж незамеченным.

В XIX веке появилась в России и столь любимая сейчас праздничная ёлка. Одно из первых упоминаний о ней, кстати, связано с Новгородом. В январе 1842 года жена опального чиновника Александра Герцена Наталья Александровна в письме подруге описывала, как в их доме устраивалась ёлка для двухлетнего сына Саши:

Весь декабрь я занималась приготовлением ёлки для Саши. Для него и для меня это было в первый раз: я более его радовалась ожиданиям. Удивляюсь, как детски я заботилась...

Рождественская ёлка в доме А. И. Герцена в Новгороде, 1841 г. Из издания «Литературное наследство. Том 99: Герцен и Огарев в кругу родных и друзей.» Кн. 1. М., 1997 год.

Праздник, который поначалу был семейным, со временем стал выходить за порог дома. В дворянской среде визиты друг к другу сменились «съездом для взаимных поздравлений с Новым годом». 1 января 1869 года первый такой съезд состоялся в Дворянском собрании на Софийской площади. Вход был платным – один рубль. Собранные деньги, за вычетом организационных расходов, передали благотворительным учреждениям.

Как и сейчас, сто с лишним лет назад неотъемлемым атрибутом рождественских и новогодних праздников была предпраздничная суета. Хозяйки закупались продуктами к новогоднему столу, родители искали подарки детям. В газетном репортаже 1891 года мы видим знакомые, в общем-то, сцены:

«Ещё за неделю до Рождественских праздников наш миренный Новый град совсем оживился, стал неузнаваем!!... Не говорим про рыночную площадь, куда съехалось множество возов с разной живностью, дичью и другими товарами и где наши хозяюшки-мамаши, переходя от воза к возу, выбирали пожирнее каплунов, индеек и другое, чтобы в наступающий праздник полакомить своих дорогих сердцу детей. Но и улицы, в особенности Московская, стали полны публикой до самого позднего часа, так как магазины на последней, один перед другим, прельщали проходящих своими блестящими выставками фруктов, игрушек, подарков и картинок «дедушки мороза» и «девочки снегурочки». И тут опять мамаши и папаши, озабоченные, ходили из магазина в магазин, вынося из них объёмистые пакеты, корзины, наполненные закупленными ими украшениями на ёлку и разными игрушками и подарками, предназначенными своим ожидаемым детюшкам…».

Взрослые тоже могли заглянуть в заветный момент под ёлку. Правда, в роли Деда Мороза выступали их близкие. О трудностях, сопутствующих исполнителям этой роли, писал стихами в 1903 году некий «Дядя Саша»:

«Ну что купить, – спросил супруг,
Тебе на ёлку, Нина?
Купи всего, мой милый друг,
Атласу, плюшу, пианино,
На мебель штофу в будуар,
Да брошь нужна другая,
Ещё ковёр персидский стар...
Послушай, дорогая, –
До глубины смущённый муж
Рёк с мудростью Сократа, -
Тогда не ёлка будет уж,
А ель в два-три обхвата».

Беготня после гимна

Поздравительная открытка, начало XX в.

И всё же главными героями торжеств были дети. Уже тогда для них организовывались школьные ёлки. Так, 26 декабря 1909 года ёлка состоялась в школе в Псковской слободе, попечителем которой был полковник Михаил Иванович Бархаткин. Торжество началось по-военному строго: дети пели гимн «Боже, царя храни». Но потом их ждали два часа веселья:

«Хоровод, пение песен и прекрасное чтение стихотворений... Так, Нюша Никонова-Болдырева пропела: «В школе шумно раздаются беготня и смех детей...» Ванюшка Ионов читал стихи, Алёша Евсеев, Колинька Солоницын и Тоша Якобсон, чередуясь, пели стихи Некрасова «Однажды в студёную зимнюю пору я из лесу вышел...» Шура Никольская в роли «Ермака» демонстрировала, как сеют и едят мак, остальные все припевали. Катя Петрова, Женичка Каретникова и Верочка Трофимова произнесли басню Крылова «Мышь и крыса». Одним словом, слободские дети повеселились так, как они никогда не испытали. Радость матерей не поддаётся описанию... Детворе розданы были игрушки и платочки с гостинцами. Торжество закончилось пением гимна «Боже, царя храни!». Полковник Бархаткин сам участвовал в раздаче подарков детям».

Тогда же праздник состоялся и в Николаевском детском приюте. Около 80 его воспитанников «пропели хором Рождество, потом «Боже, царя храни» и многая лета», после чего начались «игры с песнями «Заинька, поскачи», «У воробушки головушка болела» и др.». Здесь тоже читались басни и стихи, а под конец директор В.В. Скобеев раздал детям подарки – материю девочкам на платье, а мальчикам на рубахи. 334 аршина бумазеи и кретона были пожертвованы для этого самим директором и его сестрой.

Открытка поздравительная, начало XX в

А вот членская ёлка в Народном клубе превратилась скорее в развлечение для взрослых:

«Взрослые чувствовали себя хозяевами и распоряжались играми детей, как у себя в доме... Когда заиграла музыка, то старшие забыли, что сегодня они должны уступить маленьким первое место, и лихо пустились в пляс. Зрелые девы, дамы, кавалеры как заведённые куклы закружились по залу, сбивая с ног в бешеном вальсе малышей. И бедные детки не плакали из сознания, что на таком весёлом празднике не может быть слёз; детки торопливо с пола поднимались и отходили к стенке...».

Открытка поздравительная, начало XX в.

Очевидцу при виде этого «вспомнились дикари, прыгающие вокруг горящих костров».

Новогодний репертуар новгородского театра в 1910 году

Старались не забывать новгородцы и о тех, у кого поводов для радости было мало. 25 декабря 1902 года в Новгороде в городском училище устроили ёлку «для беднейших детей». Их собралось на праздник около 180 человек – в возрасте от 4 до 13 лет. На собранные пожертвования устроительница праздника жена директора народных училищ В. И. Янсон пригласила оркестр полковой музыки, под звуки которого детвора маршировала с флагами и значками, а те, что повзрослее, танцевали. Затем воспитанники младшего класса учительской семинарии разыграли сцены из басен Крылова. Гостей угощали чаем со сладостями, а уходя, каждый из них получил по пакетику гостинцев для братьев и сестёр, которые не смогли попасть на праздник.

Объявление в газете, 1910 г.

Новые песни о главном

Вскоре наступили новые времена. Поначалу Новый год и Рождество новой власти не мешали, и новгородцы по-прежнему их отмечали. Конечно, со скидкой на голодные и вообще непростые времена.

8 января 1921 года более полутора сотен детей советских служащих веселились на устроенной для них ёлке. Как и раньше, праздник начался с пения, правда теперь дети исполняли не «Боже, царя храни», а «Интернационал». В остальном праздник мало чем отличался от «старорежимных» – дети водили хороводы вокруг ёлки, распевали детские песенки и устроили концерт, причём «в роли оркестра» выступил десятилетний мальчик-гармонист. Ёлка была «хорошо декорирована картонажами, бонбоньерками и блёстками, что для многих детей было невиданным ещё зрелищем». В том же году прошли ёлки в детских садах Новгорода и уезда. Пока всё это не только не запрещалось, но даже вызывало одобрение: «Умелое и любовное отношение к детям руководительниц этих садов необходимо отметить». Но это пока.

Митинг вместо хоровода

Тучи над прежними новогодними традициями начали сгущаться чуть позже. В 1923 году губернский отдел народного образования «получил уведомление из центра о том, что устройство рождественских ёлок в школах допускается в том случае, если оно не будет носить мистически-религиозного характера». На ёлках предписывалось устроить сбор в пользу голодающих детей Германии, а все расходы по устройству праздников возлагались на добровольные сборы среди родителей. В том же году празднование Рождества было перенесено на 25-26 декабря (то есть, отмечаться оно должно было по новому стилю). Эти дни объявлялись нерабочими.

Активное наступление на прежние рождественско-новогодние традиции началось во второй половине 20-х годов. Именно в это время разворачивается широкая кампания по борьбе с религиозными праздниками, в том числе и Рождеством. Методы использовались разные. Празднование Нового 1926 года в зале уездного исполкома, например, началось с инсценировки «Суд над Библией»:

«В роли обвиняемой пред судом предстала молодая девушка, у которой на груди и на спине красовалась надпись: «Библия». Свидетелями выступили книги: Гремяцкого, Герасимовича и Демьяна Бедного».

После двух с половиной часов «суда» состоялся «летучий концерт: декламация, пение, рассказы». За пятнадцать минут до полночи в кратком докладе были подведены «итоги трудностей и достижений» уходящего года, после чего наступила кульминация праздника: «Без 5 минут 12. Электрические лампочки, кроме одной, тухнут. Из боковой комнаты на средину зала, опираясь на палку, еле передвигая ноги, выходит седой как лунь старик – 1925 год. Старческим голосом говорит он о проделанной за год огромной работе, о перенесённых трудностях и невзгодах. Жалуясь на свою дряхлость и немощность, старик просит скорее отпустить его на покой. В соседней комнате часы бьют 12. Тухнет последняя лампочка, и перед зрителями появляется с горящими факелами в обеих руках молодой 1926 год. Старик уходит. Кто-то кричит: «да здравствует новый год!». Все встают и дружно поют Интернационал». Торжество завершилось «товарищеским чаем» и танцами в два часа ночи.

В 1928 году кампания по борьбе с Рождеством достигла пика. Религиозные праздники объявлялись инструментом борьбы против «культурной революции» и «социалистического переустройства общества». Заявлялось, что каждый, кто их отмечает, «сознательно или бессознательно льёт воду на мельницу контрреволюции». В связи с этим коллективы многих учреждений приняли решение 25-26 декабря выйти на работу, а дни отдыха перенести на 30-31 декабря или начало января. Праздничные дни предполагалось использовать «для культурных целей (посещения театров, кино, экскурсий, вечеров самодеятельности и т.д.)». В Новгороде первыми такую инициативу проявили воинские части, их примеру последовали многие учреждения и организации. Рабочие Старорусского лесопильного завода решили вовсе не праздновать Рождество, «без всякой компенсации в другое время». Вероятно, именно тогда акцент окончательно сместился на празднование Нового года, тогда как ранее главным зимним праздником было всё же Рождество.

Из новгородской газеты «Звезда», 1928 г.

Антирождественская кампания должна была длиться до 15 января 1929 года. Организована она была не по-детски серьёзно. Проводились беседы, лекции, устраивались постановки и выставки на антирелигиозную тематику. 1 января на катке Профсоюзов устраивался «массовый политкарнавал, приуроченный к перевыборной кампании советов». На катке играл оркестр, работал буфет, был организован фейерверк и конкурс на «лучший костюм политического характера». Дети на каток не допускались, так как карнавалу был придан «серьёзный политический характер». В 1929 году в ночь под «старое Рождество» комсомольская организация совместно с физкультурниками собиралась провести в Новгороде ночной антирелигиозный карнавал:

«С факелами, музыкой и световыми плакатами пройдут по городу колонны безбожников, устраивая летучие митинги».

Из новгородской газеты «Звезда», 1929 г.

Впрочем, не все новгородцы прониклись новым духом новогодних праздников. Так, магазин «Ленинградская обувь» на Московской улице по-старинке объявлял о поступлении «к предстоящим рождественским праздникам» продукции «по пониженным ценам». Досталось «на орехи» и главному символу новогодних праздников – ёлке:

«Снежок на Лерховском бульваре (где продавались ёлки) – бел и чист, не засыпан зелёной хвоей измученных ёлок, не затоптан следами продавцов и покупателей. В среднем для Новгорода к «рождеству» рубили до 3 тысяч ёлок. Если нынче на обывателя положить ёлок 300, то 2 700 штук молодых ёлок остались в лесу и через несколько лет дадут нам целое богатство».

Из новгородской газеты «Звезда», 1929 г.

Продавать ёлки всё же не запрещалось, но «только тем гражданам, которые будут иметь на руках удостоверение сельсовета о том, что привезённые для продажи ёлки нарублены ими в порядке расчистки полей и других угодий, причём толщина ёлок в нижнем своём основании не должна превышать 6 сантиметров».

Возвращение Нового года

Новогодние праздники вернулись в жизнь новгородцев во второй половине 30-х годов. И, судя по всему, новгородцы сразу их полюбили. Это был уже хорошо знакомый нам Новый год со всеми атрибутами: Дедом Морозом, Снегурочкой, ёлкой, праздничной ярмаркой и подарками.

Объявление в новгородской газете «Звезда», 1936 г.

Ёлки для детей устраивались в детских садах, школах и других учреждениях. 3 января 1936 года состоялся праздник в детском саду № 7:

«Ёлка была украшена блестящими разноцветными игрушками, по веткам ёлки для изображения снега была разложена тончайшим слоем белоснежная вата, что при освещении ёлки было чрезвычайно красиво и создавало радостное впечатление у детей».

Из новгородской газеты «Звезда», 1936 г.

Под марш «Весёлые ребята» детсадовцы вместе со своими шефами-пионерами открыли праздник. Затем были танцы, игры, стихи, угощение и раздача подарков. С 29 по 31 декабря 1936 года в Новгороде проводился новогодний колхозный базар, в котором участвовали «торгующие организации с широким ассортиментом промышленных и продовольственных товаров». Оргкомитет призывал принять участие и организовать «встречную торговлю сельскохозяйственными продуктами» колхозы, колхозников и единоличников, сообщая, что «все приезжающие на базар обслуживаются чайной, столовой, буфетом, заезжим двором, ночлегом при Доме крестьянина».

Реабилитировали и новогоднюю ёлку. В 1939 году с колхозами был заключён договор на поставку в Новгород 1 800 деревьев. Для их продажи отвели специальную площадку на Колхозном базаре. Там же 29 декабря была открыта Новогодняя ярмарка, где можно было найти «большое количество всевозможных ёлочных украшений, ёлок, продовольственные товары, трикотаж, швейные изделия, железомоскательные товары, шорные и кустарные изделия, большой ассортимент галантерейных, парфюмерных и других товаров». Действовали столы справок и бесплатная юридическая консультация.

Наверное, одним из самых любимых мест новгородских детей в предновогодние дни (и не только) должен был быть детский магазин Ленпромторга на улице 1-го мая (нынешняя Ильина):

«Ежедневно детский магазин Ленпромторга на улице Первого мая посещают сотни школьников. Родители приходят сюда с детьми всех возрастов. Ёлочные игрушки – снегурочки, деды-морозы, зайчата, бусы – раскупаются нарасхват. К 15 декабря было продано игрушек на 14 с половиной тысяч рублей. Теперь получена новая партия ёлочных украшений, которые продаются по сниженной цене. В ближайшие дни детский магазин Ленпромторга откроет торговлю ёлками на рынке».

Объявление в новгородской газете «Звезда», 1936 г.

Как и сейчас, магазины украшали к праздникам свои витрины. Правда, похоже, не всегда удачно:

«Дети с нетерпением ждут нового года. Родители и школы готовят для них прекрасный подарок – новогоднюю ёлку. Шумливыми многоголосыми стайками детишки толпятся у витрины магазина на Московской улице, где выставлена ёлка. Нельзя сказать, чтобы работники магазина проявили достаточно смекалки в убранстве ёлки. Ёлка стоит хмурая, нет на ней разноцветных весёлых электрических огней. Отсутствует и вкус в расположении игрушек».

Не лучше выглядели ёлки и в других магазинах. Но скорее всего, эти мелочи не могли испортить новгородцам праздничное настроение. Главное, что новогодняя ёлка вернулась в их жизнь.
Открытки и плакат времён Великой Отечественной войны.

Спустя всего несколько лет Дед Мороз «встал в строй» – его образ оказался востребован в агитационных материалах времён Великой Отечественной войны. Благо, мощный старик с окладистой бородой вполне мог сойти за партизана. Но потом он «демобилизуется» и продолжит свою мирную карьеру. Будем надеяться, что это надолго.