Очень явно виден провал в рождаемости во время Великой Отечественной войны. Потом начинается прирост, максимум которого приходится на 1959 год. Это время, когда дети рождались у предвоенного поколения. В 1967 году явно видна вторая впадина от военной катастрофы. Пусть и более размытая.

Потом картина снова повторяется, слегка растягиваясь по времени. Если бы не было ещё одной катастрофы, то в начале 90-х спад должен был смениться ростом. Но тут страну настиг новый удар. Экономические реформы, проведённые под диктовку американцев, принесли разрушений не меньше, чем фашистская оккупация. Та длилась три года, а умирание «отреформированной» экономики растянулось лет на пятнадцать.

И «демографическая яма» 90-х годов по своему объёму — суммарному числу нерождённых детей, оказалась больше военного демографического провала. Все эти наблюдения могли бы показаться мало связанными с повседневной жизнью, если бы «демографические волны» не прокатывались, подобно цунами, по рынку труда, системе образования и пенсионной системе.

Путешествие демографической ямы по новгородской системе образования

Во второй половине 90-х я работал в информационно-аналитическом отделе городского комитета по образованию и хорошо видел, какая разруха начинается там, куда приходит «демографическая яма».
Самой первой её почувствовали на себе детские сады. Вдруг примерно половина из них оказалась не загружена. Банально не хватало детей. Всё это выглядело как катастрофа. Проходили массовые сокращения воспитателей. Делали на скорую руку перепрофилирование детских садов во всё что угодно. Например, на Псковской 46, где позже были «Кудесы», разместили методический центр. Два обшарпанных стола методистов в огромном помещении, где раньше была целая детская группа, смотрелись весьма тоскливо.

К чести руководства города, в отличие от Москвы и многих других городов, ни один из наших «лишних» детских садов в то время не был приватизирован. И когда в 2000-х ситуация с малышами немного выправилась, Новгород оказался одним из немногих городов, где в детские сады не было очереди. У многих была проблема устроить ребёнка в садик рядом с домом, но в целом по городу мест хватало.

Через несколько лет такая же история повторилась с начальными классами. Очень много замечательных учителей пришлось сокращать. А в начале 2000-х «демографическая яма» пришла в основную школу и систему дополнительного образования. Областной комитет под руководством Владимира Аверкина тогда напоминал ликвидационную комиссию, целью которой было закрыть для экономии как можно больше проектов из первой половины 90-х, по возможности не вызвав сильного возмущения среди педагогов, детей и родителей.

В 2003 году я перешёл на основную работу в ВУЗ. Там как раз проходил «демографический пик» конца 80-х, и была настоящая работа. В коридорах главного здания НовГУ было не протолкнуться. Группы у нас насчитывали по 35 человек и с трудом помещались в учебные аудитории. И когда я говорил коллегам, что примерно к 2013 году сюда доберётся «демографическая яма» с неизбежной депрессией и разрухой, мне не сильно верили.

Как возник избыток обучающих мощностей

Начало 2000-х было временем взрывного количественного роста высшего образования в России во всех его видах. На рынок труда стали выходить дети демографического пика 80-х годов. Но для них попросту не было рабочих мест. И под девизом «студент обходится бюджету дешевле, чем заключённый», мудрое государство начало всеми способами наращивать «обучающие мощности» ВУЗов. Это было дешевле, чем выплачивать пособия по безработице. Стипендии в то время были чисто символические. Зарплаты преподавателей тоже. И хотя подавляющее большинство студентов училось в тот момент за счёт бюджета, главную финансовую нагрузку несли их родители, которым нужно было ещё пять лет кормить и содержать своих неработающих детей.

С точки зрения государства эта политика отлично сработала. Оно получило дешёвую «площадку передержки молодняка», а многие студенты за это время чему-то и впрямь научились. А вот для ребят и их родителей картинка получилась не такой радостной. Лет сорок назад, когда в ВУЗы поступали только 20% лучших школьников, диплом был своеобразным «социальным лифтом». Но когда учить стали всех, кто готов был ещё пять лет просидеть за партой, средний уровень выпускника и престиж диплома заметно упали. Да и найти работу по специальности удалось далеко не всем.

Избыток созданных на демографическом пике «обучающих мощностей» в ВУЗах стал хорошо заметен, когда до системы высшего образования добралась «демографическая яма». Казалось бы, в чём проблема: закрыть лишние ВУЗы должно быть ещё проще, чем открыть новые. Но тут всё упёрлось в особенности российской бюрократии. Как решить, какие из них «лишние»? Что делать с преподавателями, зданиями, мебелью, оборудованием, книгами. Процесс «сжатия» ВУЗов оказался гораздо болезненнее, чем процесс роста. Систему трясло и лихорадило, но процесс сокращения шёл крайне медленно. Здания и преподаватели в большинстве своём остались в прежнем статусе. А вот студентов ощутимо убавилось.

Про «эффект пылесоса»

И в этой истории Новгородский университет оказался в числе наиболее проигравших. Если в целом по стране число студентов сократилось примерно на треть, то в НовГУ их количество упало в два раза.
Сыграла свою роль близость Новгорода к столицам. Там в ВУЗах тоже случился относительный недобор, хотя сократилось не число студентов, а уровень конкурса. Для многих новгородских выпускников появилась дополнительная возможность поступить в московские или петербургские ВУЗы, ей они и воспользовались.

Получился своего рода «пылесос» — пустота, возникающая в столицах, тут же «засасывает» людей из находящихся рядом городов. И дело не только в географической близости, а и в «разности потенциалов»: насколько условия на новом месте лучше, чем на старом. В этом смысле перетянуть человека из Великого Новгорода оказывается в среднем легче, чем из той же Твери, которая к Москве намного ближе.

Качественный некомплект

Я первый раз встретил это понятие в начале 2000-х в интервью одного из милицейских начальников. Описывая сложившуюся у них ситуацию, он говорил, что если в 90-е годы просто не хватало желающих работать патрульными, то теперь все вакансии закрыты, но имеется «качественный некомплект» — ситуация, когда те, кого удалось набрать, не полностью соответствуют требованиям к должности. И в советское время, когда, благодаря фильмам про милицию, на каждое освободившееся место патрульного было по 20 желающих, многих из них к милиции бы и близко не подпустили.

И вот после 2013 года, понятие «качественный некомплект» я вспомнил уже применительно к студентам. На фоне нехватки абитуриентов, уровень требований к поступающим упал «ниже плинтуса». Некоторые из них были вполне хорошими людьми, но с тем багажом, который они вынесли из школы, шансов понять, о чём говорят лекторы, у них попросту не было. Например, как можно было учить высшей математике милую симпатичную девушку, которая даже не умела без ошибок складывать двузначные числа. Что любопытно, отчислили её не в первую сессию.

Смена модели финансирования высшего образования

И мне ещё повезло. Я работал там, где со студентов реально требовали знания, а неуспевающих, пусть и не всех кого следовало бы, отчисляли. В итоге студенты на занятиях присутствовали и задания делали. А заходя в то время к некоторым из своих знакомых, я видел на занятиях двух-трёх студентов из группы в 10-15 человек. Это тоже была политика некоторых факультетов — никого, особенно платников, не отчислять, что бы они там ни делали, ибо «курицу, несущую золотые яйца, не режут».

Вообще с заменой госзаказа на платников к 2010 году в ВУЗах произошла тихая смена образовательной модели. От советской, где государство было заказчиком, финансистом и контролёром, к российской — где государство оставило себе только контроль, а роль заказчика оказалась вообще потерянной. Ни студент, ни работодатель, ни даже сам ВУЗ существенно влиять на содержание учебных программ не могут. Стандарты специальностей принимаются и пересматриваются крайне медленно, а их внедрение в учебный процесс сделано безумно трудоёмким, предполагающим заполнение огромного числа бумаг, работать по которым с живыми студентами всё равно не получается.

И появилась очень опасная обратная связь — ВУЗ оценивает того, кто ему платит. От кого он почти полностью зависит. Здесь присутствует огромный риск перейти на банальную продажу дипломов в рассрочку. Тем более что в нашей культуре против этого пока нет «иммунитета».

Прежде всего, в западных университетах студент очень значительную часть учебной нагрузки выбирает себе сам при помощи тьюторов, ориентируясь на требования своего предполагаемого работодателя.

Кроме того, на западе где такая модель работает уже сотни лет, есть механизмы долговременной обратной связи по репутации ВУЗа. Это прочно сидит в поведенческих стереотипах и моральных нормах. У нас же практика ежегодного реформирования сузила горизонт планирования до «здесь и сейчас». И выбирая между репутацией, которую нужно создавать десятки лет и платой за обучение от тех, кого невозможно обучить, руководство многих ВУЗов предпочитает «синицу в руках». А по поводу репутации думает как Ходжа Насреддин: «через 20 лет либо ишак сдохнет, либо эмир».

Проблемы и опасности для НовГУ

«Вы не обязаны меняться.
Выживание – дело добровольное»
Эдвард Дёминг

Первый вопрос, который обычно задают себе при планировании деятельности, «что будет, если ничего не менять?». И тут для НовГУ вырисовывается довольно безрадостная картина.

Во-первых, чисто финансовые риски. Число студентов сократилось вдвое. Площади зданий и затраты на их обслуживание остались прежними. Если ничего не менять, уже только этот факт может довести до банкротства. Виден соблазн пойти по пути банальной распродажи зданий. Несколько лет можно будет вполне шикарно жить, ничего кардинально не меняя.

Во-вторых, риски не выдержать новых требований контролирующих организаций. Скорость, с которой министерство образования «закручивает гайки» разных формально-бумажных требований, привела к тому, что во многих ВУЗах преподаватели вместо того, чтобы учить студентов, оформляют тонны бумаг. НовГУ в этом плане тоже в зоне риска. Впрочем, поддержка со стороны губернатора его пока спасает. Аккредитация, пусть и с потерями, пройдена. НовГУ получил статус «регионального опорного ВУЗа». Риски, что область по формальным основаниям вообще лишится учреждений высшего образования, как недавно город Шимск лишился больницы, заметно снизились, но не исчезли.

В-третьих, риски потери научного потенциала. Это характерно для всей России, но у нас особенно заметно. Сильных учёных можно сосчитать по пальцам и почти все они пенсионного возраста. Финансирование, скудно выделяемое на науку, до Новгорода практически не доходит. Тем, кто его распределяет, самим мало.  

В-четвёртых, риски потери ценности диплома. Ценность диплома снижается по всему миру, но в случае с НовГУ ещё несколько процессов взаимно усиливают друг друга: «приходит меньше абитуриентов» → «снижаются требования к поступающим» → «снижается качество обучения» → «приходит меньше абитуриентов».

И это не единственный цикл. Если мало сильных студентов, из ВУЗа уходят сильные преподаватели. Если они ушли, не придут сильные студенты. И т.д.

Кризис или временные трудности?

Так что же сейчас происходит с НовГУ?  Тут можно воспользоваться таким различением: Трудности – это когда нужно напрягаться больше чем обычно, но при этом успешно действовать по привычным шаблонам. Например, понадобилось уличному гитаристу больше денег, он взял гитару и поиграл в переходе не два часа как обычно, а четыре. Кризис – это когда привычные подходы перестают срабатывать.  Например, пошёл наш гитарист играть в переходе, а ему почему-то никто денег не бросает. Сколько ни стой, результат нулевой.

Во всём российском образовании сейчас наступает именно кризис, но к НовГУ по ряду причин он подкрался быстрее. И если бороться с трудностями помогают воля и выносливость, то в ситуации кризиса приходится сначала много думать.

«Бег по болоту»,  как любимая забава российских реформаторов

« … Узок круг этих революционеров.
Страшно далеки они от народа …»

Когда я читаю новости в соцсетях, то вижу, что представители НовГУ принимают участие в большом числе мероприятий, где принято коллективно думать. Но всё это происходит далеко отсюда — от Москвы до Владивостока. И, главное, о чём они там надумали, новгородской общественности неизвестно. Мне лично попался всего один документ на тему планируемого будущего НовГУ — предвыборная программа и.о. ректора. Она побыла какое-то время перед его избранием в свободном доступе на сайте НовГУ, и быстро исчезла оттуда после завершения оного. Возможно, у ректора до голосования не было времени внимательно прочитать, что ему написали в итоговой версии.

Множество здравых и интересных идей были безжалостно разбавлены планируемыми до 2035 года фантастическими показателями в лучших традициях Остапа Бендера и Ходжи Насреддина. Проект спрятали и забыли. Нормального общественного обсуждения концепции не получилось. А там, где нет общественного обсуждения, нет и общественной поддержки.

А что такое реформы без надёжной опоры? Бег по болоту. Когда впереди ровная с виду полянка, но на каждом шаге проваливаешься в мох по колено. Сто метров в час с затратой сил, которых хватило бы, чтобы на твёрдой земле пробежать за это время десяток километров.

Пока определённый оптимизм внушает скорое открытие в нашем городе «точки кипения» — пространства, как раз и рассчитанного на совместную мыследеятельность. Открытие пройдёт 21-23 февраля в театре Драмы. Можно прийти и поучаствовать. Будет много мероприятий по обсуждению перспектив образования. Хотя удачный опыт «точек кипения» из других городов не гарантирует, что у нас это не превратят в агитплощадку в стиле «барин говорит — холопы слушают».

Оседлать «ветер перемен»

«Пока одни изо всех сил гребут против ветра,
другие, поставив паруса,
идут против ветра галсами,
не затрачивая больших усилий»

У грядущих перемен в образовании огромная «социальная энергетика». Не меньшая, чем у электрификации, массовой автомобилизации или появления смартфонов. Во всех перечисленных примерах будущая технология-триумфатор вынашивалась и созревала десятки лет, прежде чем соотношение «польза/затраты» стало настолько сильным, чтобы вызвать взрывной рост потребления.
Когда созревшая технология захватывает рынок, это подобно снежной лавине или скачущему табуну лошадей. И ты или едешь верхом, или тебя затопчут. Давайте разберём пару вариантов, как региональному университету «оседлать» начавшиеся перемены, превратив проблемы в новые возможности.

Проблема №1. НовГУ проигрывает в конкуренции с ведущими российскими ВУЗами? Не хватает ресурсов на разработку сильных образовательных курсов? Не успевает за требованиями времени?
Но сегодня многие ведущие ВУЗы выкладывают свои курсы в открытый доступ бесплатно или за сравнительно небольшую цену. Правда, через интернет можно передать лишь часть того, что необходимо для освоения предмета. Для второй части необходимы «агенты на местах», которые организуют требуемое образовательное пространство.

Образно говоря, региональный университет для выживания в новых условиях, должен превратиться из провинциальной мануфактуры, делающей несколько товаров для местного рынка, в гипермаркет, где покупателям предоставляется широчайший ассортимент качественных товаров со всего мира. В идеале благодаря НовГУ выпускник новгородской школы сможет учиться по программе Физтеха или Гарварда, не уезжая из отчего дома. 

Проблема №2. Не хватает студентов? Но тут на руку региональному ВУЗу играет тот факт, что сейчас эпоха «тиражного труда», когда однажды обученный токарь мог всю жизнь нарезать одни и те же болты, приходит эпоха «нетиражного труда», когда однажды сделанный проект (например, компьютерная программа) легко тиражируется по всему миру и не требует повторения. А для того, чтобы «вписаться» в следующий проект, человеку предстоит изучить новую для него предметную область. Это должен быть максимально компактный курс, учитывающий уже достигнутый человеком уровень знаний. В ассортименте «провинциальной мануфактуры» его скорее всего не окажется, а вот в «гипермаркете» наверняка найдётся.

И переход на модель «дистрибьютора обучающих курсов» приведёт к тому, что обучаться в такой среде будут не только вчерашние выпускники школ, но и почти всё население города — от детсадовцев до пенсионеров.

Как встроиться в дистанционное обучение

Так в чём может быть функция НовГУ, как «дистрибьютора обучающих курсов»? Вспомним автомобилизацию. Если автомобили делают не у нас, это не значит, что мы не можем на них зарабатывать. Дилерские центры, заправки, сервисы, магазины запчастей, автошколы, автомойки, содержание дорог. Есть множество видов деятельности, которые «привязаны к территории», и без которых автомобиль быстро становится бесполезной кучей металла.

С современным дистанционным обучением пока происходит что-то похожее на судьбу автомобиля, притащенного в отдалённую деревню, где ни бензина, ни запчастей, ни дорог проезжих. Я не изучал последнюю статистику, но ещё недавно дистанционные курсы завершало чуть более 5% от начавших обучение.

Чего же не хватает дистанционному обучению для победного шествия? Давайте посмотрим на матрицу уровней компетенций, где они разложены по двум шкалам:

1. Шаблон — Творчество
2. Восприятие — Действие

 

И тут видно, что через интернет удаётся транслировать материал лишь для наиболее примитивных уровней. Это либо просто информирование, либо работа с моделями. Прежде всего, не хватает возможностей для того, чтобы учащийся почувствовал реальное «сопротивление материала», получил не только быстро забываемые знания, но и навыки, остающиеся «на кончиках пальцев». Для этого нужны лабораторные практикумы с реальными установками и препаратами. А образовательный процесс в городе должен быть организован так, чтобы через эти дорогостоящие комплексы проходило как можно больше народа. Чтобы они не пылились целый год в ожидании, когда очередной десяток студентов выполнит на них пару двухчасовых лабораторных работ.

В качестве примера такого комплекса тренажёров «из будущего» можно привести московский Экспериментариум. Там собраны замечательно продуманные и защищенные «от дурака» установки, позволяющие детям и взрослым пощупать разные физические эффекты. С учётом того, в каком кризисе находится сейчас преподавание физики в новгородских школах, было бы очень полезно иметь в НовГУ подобную площадку, где можно проводить занятия для школьников не только города, но и области.

Кроме лабораторных работ под понятие «тренажёры» подходят и разные занятия по формированию навыков. Например, по решению уравнений, технике чтения, практическому использованию иностранного языка. Тут зачастую не требуется специального оборудования, но можно так организовать взаимодействие учащихся, что они, подобно спортсменам в тренажёрном зале, сами будут не только соревноваться, но и инструктировать друг друга, выявлять и исправлять ошибки, делиться эффективными приёмами.

А для того, чтобы развить и оценить творческие навыки, необходимо это самое творчество организовать. И тут как нельзя лучше подходит модель проектного обучения. Причём в одном и том же проекте могут взаимодействовать много людей с разным уровнем подготовки, выступающих в разных ролях и с разными задачами. Например, в одном и том же событии дошкольники могут учиться конструировать игрушечных роботов, а их бабушки и дедушки учиться тому, как правильно управлять процессом такого обучения (кстати, уникальное новгородское ноу-хау от Кабэшки).

С точки зрения инфраструктуры регионального университета, ему нужно будет перепрофилировать многие лекционные и семинарские аудитории в пространства для совместной работы. Существенно нарастить лабораторно-демонстрационную базу, одновременно обеспечив доступ к ней всем жителям области, кому требуется изучить соответствующую тему.

И пару слов о «тяжкой доле преподавателей». А им действительно будет трудно. Когда привычные рутинные роли «лектора-магнитофона» и «устройства проверки запоминания» за них будут выполнять дистанционные курсы, им придётся осваивать новые, связанные с сопровождением работы студентов в тренингах и проектном обучении. И тут уже не удастся десятки лет использовать один и тот же багаж знаний. Придётся включаться в творческий процесс и непрерывно учиться новому вместе со студентами.

Смена образовательной модели

На мой взгляд, сейчас сложилась уникальная ситуация, когда НовГУ может стать площадкой, где будет сконструирована и широко опробована новая образовательная модель. Прежде всего, нам нужно разорвать цикл, где преподаватель сам оценивает результаты своей работы и, по сути, сам себе этими оценками формирует зарплату. Нужна независимая от обучаемого система сертификации, которую формирует и финансирует сообщество работодателей.

И самое главное — отказаться от модели обучения «один раз и на всю жизнь» с однократной выдачей подтверждающего документа. Фактически, у человека должен быть аналог внедряемой сейчас «электронной медицинской карты», но только применительно к его компетенциям, который бы постоянно обновлялся по мере получения сертификатов, прохождения курсов и выполнения проектов.

Этот документ в отличие от диплома должен включать в себя не пару десятков, а сотни и тысячи позиций, на основе которых можно затем в режиме автоматического поиска оценивать, насколько подтверждённый уровень данного человека соответствует искомому набору требований.

С другой стороны подобный развёрнутый «компетентностный портрет» даёт возможность эффективно строить для человека индивидуальный образовательный маршрут с учётом его целей и интересов, имеющихся компетенций и способностей, доступных средств обучения, а также времени и денег, которые он готов на это потратить. Правда, для этого имеющиеся средства обучения должны быть формально описаны как модули с известными требованиями к компетенциям на входе, с формируемыми и развиваемыми компетенциями и с оценкой затрат на их прохождение.

Когда я двадцать лет назад описывал эту идею в статье «Сказка о педагогическом конвейере XXI века»,  она смотрелась как фантастика. Но за это время многое поменялось, и поезд «Мечта — Возможность — Неизбежность» подъехал к третьему пункту. Теперь о необходимости замены дипломов электронным портфолио, а классно-урочной системы на индивидуальные образовательные маршруты всерьёз говорят уже на уровне высшего руководства.

Таким образом, как видно на рисунке, может быть сформирована новая модель профессионального образования, которая характеризуется следующими особенностями:

1. Работодатели имеют мощный инструмент влияния на образовательный процесс через формирование требований к его результату;
2. Учащийся самостоятельно решает, требованиям каких работодателей он желал бы соответствовать в результате очередного этапа обучения;
3. Система оценивания и система обучения разведены по разным субъектам. Система оценивания не зависит от учащегося;
4. Услуги по формированию и сопровождению образовательного маршрута и услуги по обучению отдельным элементам разведены по разным типам субъектов. Они могут быть как подразделениями существующих ВУЗов, так и различными независимыми фирмами, интернет-сервисами. То есть создаётся конкурентная среда, главный критерий в которой — успешность в достижении результата обучения. А по какой технологии оно происходит уже не столь важно; 
5. Государство перестаёт диктовать формы, методы и условия обучения, а ведёт лишь рамочный контроль. Ведь ещё недавно от интернет-курсов для официальной регистрации требовали соответствовать нормам по квадратным метрам классов на каждого обучаемого, а также наличия столовой, библиотеки и спортивного зала;
6. Процесс обучения перестаёт быть жёстко регламентирован по времени, а может продолжаться всю жизнь. Инструментом социализации тут становится не однажды выданный диплом, а постоянно обновляющийся и пригодный для машинной обработки «компетентностный портрет» человека.

Именно последний момент здесь может быть наиболее сложен с социотехнической точки зрения. Наличие диплома о высшем образовании сегодня вписано в такое количество законов, инструкций, да и просто поведенческих стереотипов, что преодолеть эту инерцию можно будет только через целенаправленные скоординированные усилия всех граждан. А для этого должна быть проведена работа по формированию согласованного проектного видения необходимых изменений: обозначена цель, выделены этапы на пути её достижения, согласованы используемые средства и исполнители. И всё это должно начинаться с широкого общественного обсуждения.