Ирина Викторовна встречает на пороге в пальто, шапке, закутанная в шарф. В квартире холодно. «Мне одной не натопить эту казарму, — говорит хозяйка. — Так и спать приходится, в одежде». Уже несколько лет как все соседи бросили свои квартиры в этом доме и разъехались кто куда.

Ирина Сошникова и её дом.

После 90-х Ирина Сошникова вместе с мамой переехала в Новгородскую область из южной Киргизии. Из-за ошских событий русские стали массово выезжать оттуда.

— Мы до последнего держались, потому что знали, что в России ничего нас не ожидает, — рассказывает Ирина. — А самое главное — это жильё, крыша над головой. У нас была благоустроенная трёхкомнатная квартира. Спекулянты, недобросовестные люди пользовались моментом и за бесценок квартиры у русских скупали. Как и у нас получилось. Приехали, остановились в Демянске. Поехали в федеральную миграционную службу, чтобы встать на учёт, статус беженца или вынужденного переселенца получить. Оставили заявление, через какое-то время приходит ответ, что не положено нам, почему-то отказали. И вообще мы остались на улице. Куда деваться? Какие были копейки, за это пришлось вот эту квартиру в бараке.

К 2011 году женщина осталась в доме совсем одна.

Квартира в восьмиквартирном деревянном доме 1954 года постройки на тот момент стоила 15 тысяч рублей. Почти весь дом был заселён. Но когда начались разрушения: пошёл уклон лестницы, посыпались стены, обвалился пол на первом этаже, к тому же ещё и пожар случился в одной из квартир, — жильцы стали разъезжаться. Мама Ирины умерла, женщина осталась в доме совсем одна.

Восьмиквартирный деревянный барак 1954 года постройки на улице 30 лет ВЛКСМ.

— Когда начал дом валиться, я обратилась в Демянск. Сначала, по-моему, в нашу администрацию, ещё [Николай] Аверкин был (В 2017 году главу администрации Лычковского сельского поселения Николая Аверкина отправили в колонию за взятку. — прим. ред.). Они, значит, приехали с комиссией из Демянска. Походили, посмотрели. Заключение этой комиссии какое было: пока в нормативном состоянии дом, но через один-два года придёт в состояние аварийности. Через один год пишу следующее заявление, через два года — следующее заявление. Приезжает комиссия — не признаёт дом аварийным.

«Межведомственная» комиссия, по словам Ирины, поначалу состояла всего из двух человек

Сотрудницы администрации решили, что «жить можно», дом включили в региональную программу капитального ремонта на 2016 год. Власти посчитали разумным отремонтировать крышу этого дома, потратив взносы собственников на сумму 685 тысяч рублей. Согласно одному из ответов руководителя департамента ЖКХ и ТЭК, а теперь главы областного министерства Ирины Николаевой, это было сделано «в целях приведения в нормативное состояние несущих и ограждающих конструкций многоквартирного дома».

Кухня. Маленькое окно, рукомойник и...

...корыто с грязной водой, которое хозяйка называет ванной.

— Говорю, вы соображаете, что вы делаете? Дом валится, а он всё рушится и рушится. Ну представьте, рамы вырваны, холод, влага, всё проникает. А дом-то деревянный. Стоит на болоте, там фундамент весь разрушен. Я говорю, куда его ремонтировать? Да он не выдержит ремонта, — делится Ирина.

Дом и правда не выдержал, пошли трещины, посыпалась штукатурка. В некоторых квартирах из-за ремонта обрушился потолок. «Пишите куда хотите», — ещё до начала ремонта сказали в местной администрации. С тех пор Ирина Сошникова обратилась во все структуры, начиная с местного уровня и заканчивая федеральными органами, депутатами Госдумы и «прямой линией» президента. 

Представители всех ведомств шлют в ответ одни отписки как под копирку. В ответах на обращения упорно повторяется: дом не признан аварийным и подлежащим сносу, жилое помещение подлежит капитальному ремонту. За это время сменилось и руководство Демянского района (Экс-главу районной администрации Александра Фёдорова обвинили в содействии при передаче взятки. — прим. ред.), и губернатор Новгородской области. Но ситуация с аварийным домом никак не меняется.  Чиновники новгородского правительства в одном из писем указали, что в период до 2019 года запланирован ремонт системы электроснабжения, до 2025 года — капремонт фундамента, а потом и снова ремонт крыши.

Несмотря на то что собственниками дома являются 17 человек, борьбу Ирине приходится вести в одиночку. Она рассказывает, что в доме есть и муниципальное жильё — раньше по соседству жила учительница, внизу квартиры были предоставлены детям-сиротам, не так давно одну из квартир приобрели за материнский капитал. По факту же никому это жильё в бараке давным давно не нужно.

Соседняя квартира на первом этаже. Официально в ней живут люди.

Без отопления всё быстро покрывается плесенью.

Выглядит как зона техногенной катастрофы. Пол провалился, боимся к чему-либо прикоснуться.

После того как в разваливающемся доме отремонтировали крышу, Ирина обратилась в суд с иском, чтобы жильё признали аварийным, но дело прекратили. При повторном обращении всё же было установлено, что заключение чиновников о признании квартиры подлежащей капитальному ремонту незаконно: обследование толком не проводилось, в состав комиссии не включили всех специалистов, составленный акт не соответствовал форме. Валдайский районный суд удовлетворил исковое заявление и обязал администрацию оценить состояние квартиры.

— Уже скоро два года, представляете, вот сколько они меня мучают, — говорит о затянувшемся разбирательстве Ирина. — Решение суда вступает в силу — не приезжают. Январь. Я опять тут и мёрзну, и всё. Представьте, я одна. Там окна выбиты, там первый этаж, начали ко мне лезть, понимаете, ночью. Через окно, через нижнее, хотели ко мне пробраться, тут же очень криминальное место. Ломились, выбили эти стёкла подо мной в квартире на кухне и в комнате. Я вызвала милицию. Потом на следующий день следствие приехало. А кто? Вот по следам неизвестно, вот большие следы. Так и не знаю, кто лез. И им не надо это было.

Комиссия, которая должна была вновь обследовать дом, приехала лишь в апреле. На этот раз были и из Роспотребнадзора, и из пожнадзора, но «как на митинге» проголосовали за заранее принятое решение и признали жильё подлежащим ремонту.

— Я снова подаю иск, — продолжает Ирина. — Оспариваю. Пишу ходатайство о назначении судебной экспертизы. Пришлось мне занимать деньги, вызывать экспертизу. Я обзвонила все экспертные: самая дешёвая восемь тысяч экспертиза обошлась мне. То есть это моя месячная пенсия, а жить не на что, понимаете?

У других соседей потолок лежит на полу кухни.

Экспертизу проводил «Новгородский центр судебных экспертиз и оценки». Согласно заключению, дом является ветхим и непригодным для проживания, представляет угрозу для жизни. 

— Фактический физический износ дома составляет 66,29%. Конструктивные элементы дома исчерпали несущую способность и представляют опасность обрушения. Примерная стоимость капитального ремонта составляет 101% от восстановительной стоимости конструктивных элементов, что является экономически нецелесообразным, — говорится в документе.

Представители администрации отказались признавать экспертизу из-за того, что их не оповестили о её проведении. Состояние дома вряд ли бы изменилось, если бы они присутствовали, но приходится «доказывать, что не верблюд», как замечает владелица квартиры. И даже после того как районный суд удовлетворил иск, решил взыскать с администрации средства за проведение экспертизы, чиновники в последний момент подают апелляцию в Новгородский областной суд. 

— Они же намеренно затягивают процесс, чтобы не нести ответственность за эту крышу. Вот они мытарства мои. По судам. И что? Судиться с администрацией каково? Нужно доктором юридических наук быть, чтобы с ними судиться, — с горечью говорит Ирина.

Жительница аварийного барака — кандидат филологических наук. В Киргизии Ирина преподавала в Бишкекском гуманитарном университете. Окончила там аспирантуру, защитила диссертацию по литературе. Дома — собрания сочинений Гёте, Стендаля, Лескова, Маяковского.

Исследует Ирина творчество писателя Чингиза Айтматова, изучает его произведения в культурологическом аспекте. Материал набрала уже на докторскую, но о том, чтобы заниматься наукой, сейчас не может быть и речи.

Когда Ирина приехала в Лычково, то устроилась в местное училище преподавать русский язык и литературу. Зарплата была всего четыре тысячи рублей.

— На какую же, думаю, квартиру я заработаю тут, четыре тысячи получая? Матери год не платили пенсию. Гражданство нужно было оформлять. То есть мы жили вдвоём на эти четыре тысячи, — вспоминает она.

На какое-то время она уехала работать в Москву. Там преподавание приносило 21 тысячу рублей — тоже не накопишь на жильё. Сейчас пенсия 59-летней женщины — десять тысяч рублей. Только за телегу дров, которые нужно привезти, расколоть и сложить, приходится платить семь тысяч рублей.

Мужское/Женское

Про то, как живёт Ирина Сошникова, сняли выпуск для программы «Мужское/Женское» на Первом канале. Съёмки прошли осенью прошлого года, передача до сих пор не вышла в эфир. Пошли слухи, что руководство области предприняло меры для замалчивания этой темы на федеральном уровне. Программу планируют показать, прокомментировала одна из редакторов «Мужское/Женское». «У нас очень большой запас. Нам присылают график за неделю. У меня не вышли программы ещё с ноября. Она будет, всё нормально. Мы её обязательно покажем, но позже», — сказала Анастасия.

Ирине предлагали переехать в другой дом в Лычково. Но его состояние немногим лучше: «Его домом Павлова называют. Я тут столько лет мучилась, и опять в такие же условия?»

Даже если демянские власти построят новое жильё для переселенцев, оно может оказаться «новым аварийным», как это было в Боровичах, или с бесчисленными недостатками, как в Малой Вишере. Обычно в Новгородской области добиться расселения дома — это не финал, а начало новой борьбы.

Аэропанорама села Лычково.

Панораму можно перемещать мышкой или клавишами ←, →, ↑, ↓, Ctrl и Shift. Также панораму удобно просматривать в полноэкранном режиме с использованием колесика мышки.