Рапопорт Семен Абрамович. 88 лет. Разведчик.

Когда началась война, мне было 16 лет, учился в 8 классе. 16 июня мне исполнилось 16 лет, а 22-го началась война. Детство кончилось.

Как-то за обедом отец вдруг встал и говорит: «Я должен идти защищать Родину». Хотя по состоянию здоровья он был освобожден от службы вообще. Он несколько раз ходил в военкомат, в призыве ему отказывали. Но когда началась война, он все-таки добился своего. В обед объявил: «Я ухожу на фронт». И через день ушел.

Нас, восьмиклассников, призвали на трудовой фронт. Мы укрепляли Москву. Копали противотанковые рвы, ставили металлические надолбы, чтобы танки не смогли пройти, а также готовили аэродромы для посадки наших самолетов: выстраивались в цепь, под руку, и таким образом утаптывали снег. Работали и днем, и ночью.

У нас четыре ученика погибли: две девушки и два парня. Ведь было все: и обстрелы, и бомбежка. Весь класс наградили медалью «За оборону Москвы». А она считается боевой.

Через месяц мы получили на отца похоронку. Из-под Вязьмы, где был отец, в город вернулся только один человек.

Я пошел работать на фабрику учеником электрика. Кроме того, нас отправляли на заготовку дров для котельной. Это в лесу по пояс в снегу. Две картофелины мама даст, хлебушка кусочек, и вперед. А еще с другом ходили разгружать вагоны с зерном. Это уже и после смены на фабрике, и после леса. Чтобы заработать полбуханки хлеба. Получив эти полбуханочки, мы боялись крошечку съесть, все несли домой.

Меня призвали в начале 43-го, попал в воздушно-десантную бригаду. Началась тяжелейшая подготовка, чтобы мы на фронте смогли воевать. Зарядка начиналась в 6 утра. Готовили нас на высадку в тыл к немцам, но потом отменили. Нас — в эшелон и на фронт.

Целая рота девушек была в нашей бригаде. Они и прыгали вместе с нами, и вместе с нами пошли на фронт. Такие девчонки молодые, нам ровесницы. Мы очень их жалели. Ведь мы были в полной боевой выкладке: снаряжение, скатка шинельная, оружие, боеприпасы, противогазы, саперная лопатка. И у них то же самое. А двигаться нужно было ускоренным маршем. Жалко их было.

Нам выдалось сопровождать знамя. А в лесах были посажены «кукушки». Это враг, засевший на деревьях. Приходилось простреливать верхушки деревьев, очень много таких «кукушек» посбивали. Знамя сохранили. За его потерю виновные тогда отдавались под суд военного трибунала, а часть расформировывали.

За первую вылазку, где мы взяли пленного, а он дал ценные сведения, я, разведчик, получил «За отвагу». Считается солдатской высшей наградой.

В наступлении мне пробило осколком ногу. Насквозь. Много крови потерял. Меня с поля боя вытаскивала девушка-санитарка. Потом меня три километра несли до полевого госпиталя.

Как-то я надумал сбежать с госпиталя. Узнал, что наша часть формируется в Калинине, а это было недалеко. Но кто-то меня выдал. Начальник госпиталя грозился отдать под суд. Я ему и письма показал, что меня ждут. Но меня в охапку, в машину, и обратно в госпиталь.

Из госпиталя меня направили в Ярославль, пулеметно-минометное училище. Базировались мы в летнем лагере, в 20 километрах от училища. В один день мы получили приказ в полной боевой выкладке, с оружием бегом и форсированным шагом прибыть в Ярославль. А это 20 километров.

Нас построили и объявили, что кончилась война. А мы на ногах-то после такого бега почти не держались. Но какое было веселье, какая радость!

Дальше